Вполне благонадежен
Для: Риджер
От: Funny Valentine
Бета: Aigsil
Заявка: Ами/Зойсайт, что-то ангстовое, без смертей, Зойсайт действительно влюблен в Ами.
читать тутХарухи проснулся до побудки и теперь лежал с открытыми глазами, смакуя сон. Утро было на удивление тихим – ни шума машин, ни голосов с улицы, ни чириканья воробьев. Даже сосед по комнате Кодзуэ не сопел, как обычно.
За окном понемногу светлело. Харухи рассматривал белый потолок, перебирая в памяти детали сновидения, пока тишину не оборвали звуки горна. Очнувшись от грёз, он вскочил с кровати, нашарил ногами тапочки и порадовался, подумав, что в очереди к умывальнику сегодня стоять не придется. Кодзуэ заворочался и натянул на голову одеяло.
Оказалось, что ночью выпал снег. Через школьный двор уже тянулись темные дорожки следов, но крыши сверкали нетронутой белизной, и далекий купол Хрустального Дворца, тонувший в морозном тумане, казался поистине сказочным. Ученики тихо переговаривались, выдыхая облачка пара. Наконец зазвучал гимн, строй затих; Харухи вытянулся по стойке смирно, и только губы его сами собой шевелились, повторяя слова:
Мы движемся к счастью, мы движемся к Свету,
И в сердце мы образ Принцессы несем…
И в сердце мы образ Принцессы несем…
Харухи заворожено смотрел, как голубое знамя с серебряным полумесяцем рывками взмывает в бледное небо.
…Нам Солнце сияет, хранят нас планеты,
Любовь защищает нас ночью и днем…
Любовь защищает нас ночью и днем…
В воскресенье присутствовать при поднятии флага было необязательно, но Харухи в последнее время не пропускал это событие. Ведь именно по воскресеньям Сенсей посещает «Обитель Радости» и иногда приходит на церемонию. Однако сегодня его ожидания не оправдались. Музыка смолкла, школьники понемногу расходились, а Харухи все возил ногой по асфальту, прокапывая в мокром снегу колею. Наконец он вздохнул, еще раз посмотрел на поникшее знамя, на малышей, затеявших игру в снежки, и вдруг встретился взглядом с директором.
– Д...доброе утро, Урава-сенсей, – мальчик вежливо поклонился.
– Доброе утро, Харухи-кун, – ответил тот.
Доброжелательный тон и то, что его назвали по имени, придало Харухи смелости. «Спрошу!» – решил он.
– А-а…
«Приедет ли сегодня…» – почти начал он, и вдруг подумал, что если произнесет заветное имя, то директор тут же обо все догадается. Не зря ведь говорили, что Урава-сенсей видит людей насквозь. Вот и сейчас он стоял и, чуть склонив голову, и внимательно смотрел на Харухи.
– А… можно мне сегодня помочь на уборке территории? – выдавил тот.
– Конечно, – улыбнулся директор. – Сегодня восьмиклассники прибираются в спортивном зале. Приходи после завтрака, будешь командовать.
– Ага, – кивнул Харухи, стараясь не выдать разочарования.
На завтрак были рисовые колобки и натто. Стараясь не дышать носом, Харухи проглотил склизкую, мерзко пахнущую массу и быстренько заел рисом. Он знал, что если натто оставить, проголодаешься задолго до обеда. Так и не допив слишком горячий чай, он побежал в общежитие – успеть переодеться перед уборкой.
Желанная встреча состоялась в самый неподходящий момент. Он помогал двоим ребятам перетаскивать козла. Спортивный снаряд был тяжелым, пыльным и на боку его обнаружилась надпись «Миюки – дура!» – как раз перед носом у Харухи. «Не ототрется», – понял тот, и ему почему-то стало стыдно. Он чуть не отдавил себе ногу, и как раз вытаскивал кед, застрявший между ножкой козла и стеной, когда понял, что восьмиклассники странно затихли.
В спортивный зал вошли двое – директор и… Сенсей.
– Доброе утро, ребята, – ее голос прозвучал негромко, но почему-то удивительно отчетливо.
– Доброе утро, Мидзуно-сама, – нестройным хором ответили ученики.
Харухи, который только-только перевел дух, не успел и рта открыть, и ему вдруг стало невыносимо обидно оттого, что он лишился возможности произнести вслух ее имя.
– Как идет работа? – поинтересовался Урава-сенсей.
«Отлично! Скоро закончим», – сказал кто-то, и Харухи не сразу понял, что директор обращается к нему.
– А… э… да, уже немножко осталось, – пролепетал он.
– Ты молодец… Одзава-сан, верно? – ее голос… звонкий хрусталь, серебряный колокольчик, нежный шорох льдинок.
– Да, – он нашел в себе силы поднять взгляд. Его ноги приросли к полу, а сердце билось где-то в горле.
Сегодня на ней было темно-бирюзовое платье с большим белым воротником. И белая ажурная шаль – словно сотканная из снежинок. Еще пара снежинок-шпилек – в иссиня-черных волосах. «Снежная Королева», – почему-то подумал он.
Она стояла рядом, на расстоянии не больше метра. Он даже уловил аромат ее духов – горьковатый и прохладный. Она была тишиной и спокойствием – как сегодняшнее утро. Она была силой металла, нежностью снега и хрупкостью льда. Слишком чистая, слишком совершенная – для этого спортивного зала, для этих людей вокруг, для этого мира…
Он был бурей и пламенем – абсурдным, невозможным сочетанием. Он был нервозностью ветра, угловатостью дерева, неуместностью горячего уголька в ладони. Только когда она ушла, он понял, насколько нелепо выглядел – в старом спортивном костюме, перепачканный пылью, с торчащими в разные стороны рыжими кудряшками, намокшими от пота. Краснеющий и заикающийся. Неспособный связать двух слов. Но он видел ее так близко, как никогда раньше! Он запомнил ее образ в мельчайших деталях – и этим воспоминанием будет жить целую неделю – до следующего воскресенья.
– Рио, я не приму твое прошение. Принцесса все равно не подпишет его.
– Подпишет. Если ты убедишь ее.
– Я не стану убеждать. Ты нужен здесь. Хотя бы еще три года. Пока он не закончит…
– Через три года я тоже буду нужен здесь.
– Да, – серьезно проговорила она. – И сам понимаешь это. Осталось еще много…
– …неблагонадежных детей.
– Душ, которых коснулась тьма! – с возмущением поправила она.
– Предпочитаю называть вещи своими именами.
Он откинулся в кресле, она же, кажется, наоборот еще больше выпрямила спину.
– Если бы пятнадцать лет назад мне сказали, что я вернусь сюда… – «то удавился бы, не дожидаясь выпускного», – хотел признаться он, но, поймав ее встревоженный взгляд, промолчал.
– Но почему? Я не понимаю.
– И не пытайся, Мидзуно-сама… Ами-сан… Помоги мне только в этом. Большего не прошу.
Она не могла ответить «да», поэтому не ответила ничего. Повисшее в комнате тягостное молчание заставило ее встать и отойти к окну.
– Расскажи мне лучше о том, кто он.
– Одзава Харухи. Личное дело №9643. Попросить принести?
– Я хочу знать твое мнение. Что он за человек?
– Начнем с того, что он не человек, – усмехнулся Урава, однако, заметив, что его собеседница вздрогнула, сменил тон. – Неплохой парнишка. Добрый. Ответственный. Глуповат, но прилежен. Ничем особенным из общей массы не выделяется. Таланты отсутствуют. Амбиции тоже.
– И все? – спросила она, не оборачиваясь.
– Пока что – вполне благонадежен.
Возможно, директор спецшколы «Обитель радости» Урава Рио мог бы сказать о своем ученике больше, однако он опять предпочел промолчать. Его гостья все так же стояла у окна. Он знал, на кого она сейчас смотрит, отодвинув тяжелую бархатную штору – может, в силу приписываемой ему способности видеть людей насквозь, а может, то были отголоски дара, которым он обладал в одном из прошлых рождений.
К обеду снег растаял, и тропинка хлюпала под ногами. Ботинки промокли, начинали мерзнуть руки, однако Харухи не спешил возвращаться в общежитие. В последнее время он полюбил бродить один, и парк за школой подходил для этого как нельзя лучше. Он трижды пересек его туда-обратно, каждый раз кидая торопливый взгляд на окно директорского кабинета. Наконец ему повезло. Он замер, отступив в тень огромной сакуры, но Сенсей уже заметила его. Они молча смотрели друг на друга, один – снизу вверх, с восторгом и страхом, удивляясь своей удаче и своей наглости, другая – с раздражением и любопытством; с мыслью о том, что этот подросток – к счастью (не к сожалению же?) – совсем не похож на демона, носившего некогда имя Зойсайт.
…Время остановилось. Мгновение длилось и длилось. Она была далеко и близко, в недосягаемой выси, на расстоянии вытянутой руки. Он помнил аромат ее духов, тон ее голоса, оттенок ее глаз. Она была зимним утром и острым клинком. Он же вновь превратился в ветер и пламя, и на сей раз их сочетание завораживало своей правильностью. Он был гармонией противоположностей. Он был гранью между желаемым и действительным. Он был силой и стремлением. Он вдруг понял, что сон, виденный сегодня, рано или поздно сбудется – сон невозможный и правдоподобный одновременно, где у него было все, чего только можно желать: сила, власть и женщина, которую он любит.
*********************************
шоколадки и гнилие помидоры оставлять в комментах.
отдельное спасибо Aigsil за содействие.